Мне на    веку    запомнилось    немало,

И   только  детства вспомнить не  могу:

Его  война,   как   стебелек,   сломала

Июньским  днем   за  речкой на лугу.

Да, глубоко живет в детях войны память о том грозном времени. До сих пор, хотя после войны прошло более пятидесяти лет, каждый город и каждая деревня, которых коснулась война, носят ее отметины, как фронтовики носят в себе осколки на всю оставшуюся жизнь. Лик войны сохранился навсегда в памяти не только фронтовиков, но и детей, на долю которых выпала горькая чаша фашистской оккупации. Прошел смерч войны и по многострадальной земле Смоленщины.

Вот что рассказывает Евгения Александровна Конохова: «Мне шел двенадцатый год. Мы жили в небольшом старинном городе Демидове. Через него протекают две речки - Каспля и Гобза, они делят город на три части. Места у нас красивые, много  озер, лесов с вековыми соснами.

Дыхание войны мы ощутили в первых числах июня 1941 года, когда через наш город проходили первые беженцы. Удручающая была картина: лошадь, запряженная в телегу, а на ней домашний скарб, маленькие дети, сзади привяза­на корова,  а за ней идут женщины,    старики.

Много было и таких, которые сами тащили двуколки. Обычно около речки они останавливались, приводили себя в порядок, готовили пищу. Война приближалась и к нашему тихому лесному краю. Наш дом стоял на восточном крутом берегу реки Каспля, а я жила у бабушки на другой стороне. Уехать мама не могла - на ее руках трое дочерей, маленькой было три годика. Да еще двое стариков. Часть жителей стала покидать город. Над нами все чаще стали появляться немецкие самолеты, они сбрасывали бомбы. Мы жили на окраине и, может быть, поэтому нас миновали эти первые налеты.    Но очередь дошла и до нас.   Это случилось под вечер. Мама собрала всех нас, взяла еды, воды, через мост мы перешли реку и невдалеке на горке, поросшей кустарником, нашли убежище. Меня послали за бабушкой, мы принесли с ней разного тряпья, чтобы постелить на дно траншеи, для маленькой прихватили подушку.

Сильный обстрел начался с утра, рвались снаряды, мы прижимались все ближе к земле, бабушка и мама молились, что-то шептали. Вдруг наступила тишина. Прибегает соседский мальчишка Леня, запыхавшийся, бледный, говорит: «Немцы пришли. Выходите, а то вас всех перестреляют!»

Идем к дому. Смотрим, на улице стоят 8 солдат, все с автоматами, на солдатах кители серо-зеленого цвета, брюки заправлены в низкие широкие голенища сапог, на голове продолговатые каски, лица хмурые, какие-то серые, видимо, от пыли. А один солдат в кителе, но вместо брюк длинные трусы. Я стала их обходить стороной, и в это время двое солдат бросились ловить кур, появившихся из подворотни соседнего дома. Остальные стали оглушительно, на всю улицу, хохотать. Мы быстро зашли в свой дом. Снова начался обстрел. Нас мама загнала в подпол, не велела выходить, пока не кончится обстрел. К вечеру как будто затихло, и мы вышли".

На вопрос: «Как жилось в оккупации?», Евгения Александровна долгое время не отвечала, опустив глаза, думала. Память, видно, медленно возвращала ее далеко назад, в детство, прерванное войной. После паузы она продолжала рассказывать: «15 или 16 июля немцы заняли наш город. Наступили черные дни оккупации, они длились двадцать шесть долгих месяцев. Рушился довоенный уклад жизни. Мы еще до конца не осознали, почему так неожиданно оказались позади линии фронта, была какая-то растерянность и подавленность. Первые дни к нам никто не приходил, кроме соседей, было такое впечатление, что мы предоставлены самим себе. Выходить далеко от дома боялись, да и мама мне запретила. Вскоре соседский мальчишка Леня рассказал о городских новостях. Он с ребятами побывал в центре города и узнал, что там были развешаны приказы коменданта о регистрации мужского населения от 16 до 55 лет, о сдаче имеющегося у населения оружия, радиоприемников, об обязательном участии населения в дорожных работах. За невыполнение приказов - расстрел.

С этого начался «новый порядок». Первой жертвой этого «порядка» стала семья Пузанкова Ефима Николаевича,  нашего самого близкого соседа. Всю свою жизнь он посвятил воспитанию детей, а в последние годы был директором детского дома. Когда война стала приближаться к городу, он принял решение вывезти детей в тыл. Погрузив все необходимое на машины, захватив и свою семью, отправился он на станцию Рудня. По дороге узнал, что станцию заняли немцы, пришлось вернуться в город. Даже после оккупации фашистами города он продолжал опекать своих питомцев. В начале августа 1941 года его арестовали, а его семью вывезли в Касплянский район. Судьба Ефима Николаевича неизвестна. Его жена и сын остались живы.

Вскоре был повешен сосед дядя Антип за то, что был в народном ополчении.

С первых дней войны советские люди поднялись на борьбу против фашистских захватчиков. Вскоре из разрозненных отрядов и групп создается соединение под командованием легендарного Бати (Н. 3. Коляты). В августе немцы были выбиты из Слободы, и она стала столицей партизан северо-западного края Смоленщины. Здесь размещались штаб партизанского соединения, выездная редакция газеты «Комсомольская правда», подпольный райком партии. По лесам и болотам был пробит коридор, соединяющий партизан с частями 4- ой  ударной и 43-ей армиями. Тысячи детей и семей, которым угрожала расправа и голодная смерть, были переправлены в тыл. Приближалась зима, скудные запасы кончились, основная еда - картошка, да и та на исходе. По первому снегу вместе с мамой, взяв санки, пошли в знакомую деревню менять одежду на зерно. Надо было прокормить семь ртов. После того как сгорела вся бабушкина улица, она вместе со снохой стала жить у нас.

В декабре открыли школу. В младших классах преподавали математику, русский язык и закон Божий. Проучились один месяц, школу закрыли, видимо, это было связано с наступлением наших войск под Москвой, хотя в немецких газетах на русском языке об этом не сообща­лось. Шепотом говорили, что немцы отступают. Усилился террор в городе. На центральной площади была установлена виселица. Мама категорически запретила туда ходить. Но я как-то по делам была в центре и очень захотелось посмотреть. День был морозный, мела поземка, решила сделать небольшой крюк, свернула за угол дома, увидела какую-то длинную жердь, на которой были повешены трое мужчин, на груди - дощечки с надписями. Испугалась и побежала обратно.

В конце января и начале февраля 1942 года вновь услышали гром орудий,   разрывы   снарядов,   треск   пулеметных очередей. Отголоски московской битвы докатились и до нас. Мы воспрянули духом, появи­лась надежда на скорое освобождение. Но прорвавшиеся части наших войск вынуждены были отойти, видимо, не хватило сил освободить город. Зато усилились удары партизан по немецким гарнизонам, особенно в Поречье. Свою злобу и беспомощность немцы вымещали на стариках и детях. Мы вынуждены были уехать к дальним родственникам в глухую деревню.

Вернулись в город после его освобождения 21 сентября 1943 года. Картина жуткая: дома нет, одна полуразрушенная печка и головешки. Такая же участь постигла многих. В каждой семье свое горе: кто потерял близких, у кого они находятся в неволе. А жить надо, у многих на руках малые дети. Люди жили в землянках на полуголодном пайке, плохо одетые, пережившие страшную трагедию, видевшие кровь, смерть родных и близких. Они с какой-то нечеловеческой неистовостью взялись поднимать порушенное войной хозяйство. Оказывалась помощь в льготном приобретении лесоматериала, давались ссуды, но не хватало мужских рабочих рук. Начали возвращаться из партизанских отрядов подростки и те, кто не подлежал призыву в армию по возрасту и здоровью, эвакуированные. Это была большая помощь местным жителям в возрождении своего города. Город трудно, но упорно вставал из пепла, это видел каждый, у людей росла уверенность, что всем миром можно преодолеть даже невозможное.

В октябре 1943 года начались занятия в школе. "  Закончился рассказ Евгении Александровны и подумалось: это ведь частица народной Памяти о целом поколении детей войны, которые были живыми свидетелями того трагического, но и героического отрезка нашей истории.

Евгения Александровна закончила сельскохозяйственный техни­кум, мелиоративное отделение в Озерске Калининградской области. Там же работала преподавателем. В 1958 году переехала в Канаш, муж был направлен на вагоноремонтный завод после окончания Рославльского техникума железнодорожного транспорта. Долгие годы она работала на заводе резцов.   Вместе с мужем вырастили двух дочерей.

В водоворот самой кровавой войны были втянуты миллионы детей и подростков, но у каждого было еще то свое, сокровенное, что кроме  него  не знал никто,   не видел и не расскажет.

В годы войны тысячи сотни подростков нашего города  заменили ушедших на фронт отцов, старших братьев, сестер. Встали у станков, неокрепшими   руками бросали уголь в топки паровозов,   выплавляли металл, ухаживали за ранеными в госпиталях, водили трактора и комбайны, выращивали хлеб. Наверное, не было такой работы, к которой бы не прикоснулись детские руки.

Нелегкая судьба выпала на долю Евгения Михайловича Баранова. Он вспоминает: «Семья жила в г. Кировске Мур­манской области. Началась война. Первые налеты вражеской авиации на город начались в конце июня 1941 года. Пожары, смерть, первые искале­ченные. Это было настоящее горе. Оно горько и жестоко обрушилось на людей. В начале июля поступило распоряжение эвакуировать женщин, имеющих детей до 15-летаию возраста. Начались сборы. Мать хотела как можно больше взять с собой вещей и продуктов, ведь нас, детей, было четверо.

Мне шел   14   год,   а   младшей   сестренке   - второй. Отец убеждал маму, что надо брать только самое необходимое. Настал день отъезда. Подан состав из товарных вагонов, началась посадка.

Тягостными и грустными были проводы. Впервые видел в глазах отца глубокую печаль и тоску: он провожал жену и родных детей в неизвестность. Видимо, переживал сильно. Горе матери выливалось наружу слезами, а иногда рыданиями и причитаниями. Со мной отец прощался сдержанно, ласково. Взял за плечи и сказал: «Ты теперь в семье мужчина, должен быть опорой матери, и от тебя многое зависит, как будете жить на новом месте».

Под вечер эшелон с эвакуированными отправился в путь. В вагоне душно, дверь приоткрыта, кто-то укладывает маленьких детей прямо на полу. Многие сидят, устремив взгляд на мелькающие перелески, леса, как бы расставаясь с обжитым, таким близким и родным отчим краем. Когда эшелон остановился на станции Ладейное Поле, увидели всю жестокость войны. Видимо, недавно в этих местах была бомбежка. Сброшенные под откос обгоревшие вагоны, путейцы, засыпающие воронки, пожар в пристанционном поселке, разрушенный вокзал, на пепелищах копошатся люди...

Долгой и трудной была дорога. И вот остановка в Канаше, и по вагонам объявляют: у кого кончаются продукты, те могут оставаться здесь,    они будут    устроены    на    работу,    им    дадут жилье. Мама, посоветовавшись с нами, решает остаться.

15 или 20 семей выгрузились, а эшелон покатил дальше. Пришли представители городского Совета и начали распределять нас по селам. Так мы попали в деревню Яншихово-Норваши Янтиковского района. Стоят подводы, мы погрузились и отправились в путь. В Яншихово-Норвашах нас, две семьи, поселили в дом пожилой женщины. Ее доброжелательность, внимание и какое-то внутреннее сострадание к детям помогли нам преодолеть барьер неуверенности, неопределенности своего положения. Колхоз помог нам, выделили муку, крупу и немного жиров. Мать сразу пошла работать в колхоз - шла жатва. К крестьянскому труду она привыкла с детства. Я тоже работал, возил зерно в Канаш на элеватор. Так что мы нахлебниками не были, а сразу включились в трудовую жизнь.

После окончания полевых работ осенью пошел в седьмой класс. Летом трудился на колхозных полях, выполнял различные виды работ. В марте 1943 года поступил в ЖДУ-2 в группу слесарей-вагонников. Учиться было трудно. Зима суровая, одежда легкая. В учебных классах температура воздуха редко была нормальной. Практику проходили в начале в учебных мастерских, затем - в цехах завода. Общежитие было тесным, в спальных комнатах кровати были двухъярусными. Завод расширялся, строились новые корпуса, росла и потребность в квалифицированных кадрах. Питались в столовой, дневная норма хлеба была 700 граммов, но приварок был скудным, в супе или щах долго ищешь картошку или капусту. Все время хотелось есть. Несмотря на трудности, мы учились избранной профессии, понимали: не мы одни в таком положении.

Закончили учебу, первый день на самостоятельной работе в вагоносборочном цехе, в бригаде Филиппа Степановича Мирошниченко. Бригадир повел нас на поток, где стояли 18 платформ клепаной конструкции, дал кувалду и зубило, показал, как срезать заклепки. Мы вдвоем с Ильей Герасимовым приступили к работе. Работа тяжелая, требующая не только физической силы, но и смекалки. В первые дни было все: и ушибленные руки, и синяки. Страшно уставали. Казалось, каждая клетка тела налита свинцом.

Конечно, жили не только работой. Ждали добрых вестей с фронта. Советская Армия начала освобождение Украины. Вместе с нами работали подростки из Дарницы, Жмеринки и других городов Украины. Сколько радости было на их лицах! Трудно подсчитать, сколько воскресников было проведено за годы войны. Деньги, заработанные на них, перечислялись в фонд нашей армии. Всем хотелось быстрейшего разгрома ненавистного врага. Весть о долгожданной Победе пришла и на наш завод. Но радость эта была и со слезами на глазах. Многие потеряли своих кормильцев, родных и близких. Те, кто был эвакуирован, знали,  что  придут  к  развалинам, руинам.

В 1946 году меня перевели в тележечный цех слесарем по ремонту, а в 1949 году назначили мастером. Большая тяга была к учебе. В 1958 году окончил техникум, а в 1966 году - ВЗИИТ. Работал начальником ремонтно-комплектовочного цеха, заместителем главного конструктора, а затем в течение 15 лет, до ухода на заслуженный отдых в 1989 году, заместителем главного инженера завода..»

Евгений Баранов награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.», удостоен знака «Почетный железнодорожник», ему присвоено звание «Заслуженный работник промышленности ЧАССР». Это все за 46-летний труд в коллективе вагоноремонтного завода.

Средний брат окончил институт, работает горным инженером на Украине, младший - Мурманское морское училище, а сестра живет и работает в Ленинградской области. Чувашская земля помогла тысячам эвакуированных семей не только выжить, но сохранить и вырастить детей, которые стали основной опорой страны в годы, когда она поднималась из пепла и руин.

За годы войны много подростков пришли на завод: у одних было горячее желание быть полезными Родине в тяжелую минуту, других заставляла нужда: отцы-кормильцы воевали, надо было поддерживать семью.

14-летним пришел на завод Петр Александров, паренек из деревни Норваш-Кошки Янтиковского района. Не сразу удалось устроиться на работу. Только в октябре 1942 года был принят в цех № 13 учеником токаря. Тяжело было дома, пятеро детей, отец в феврале вернулся с фронта с сильной контузией, инвалидом. Было одно желание: скорее освоить специальность, начать самостоятельно работать и быть помощником семьи в трудное время. Надолго осталась в памяти первая рабочая смена, она буквально ошеломила сельского мальчугана шумом работающих станков, потоком незнакомых названий: резец, метчик, заготовка, торцовка, проточка, нарезка...

Петр Михайлович    Александров    с   глубокой   теплотой отзывается о начальнике смены, называя его мастером, Дмитрии Иорфирьевиче Елисееве. Говорит о том, что он умел доходчиво объяснять сложные приемы при обработке заготовок, будь то выбор режима работы станка или подбор режущего инструмента для той или иной операции. Такая вот поддержка начинающему самостоятельную трудовую биографию, конечно, не может не запомниться.

П. Александров вспоминает: «Работать приходилось по 12 часов, бывали и срочные задания, когда рабочая смена удлинялась. Старался каждую неделю бывать дома в деревне. Несмотря на скудный паек, от дневной нормы хлеба я всегда отрезал 100 граммов и откладывал для младших братьев и сестер.

Вот так на пределе человеческих сил работали мы, дети войны, да и все остальные. После войны окончил вечерний техникум, работал мастером».

В 1988 году Петр Михайлович Александров ушел на заслуженный отдых. Его труд отмечен медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.».

По стопам отца в октябре 1941 года пришел работать на вагоноремонтный завод Евгений Назаров. 15-летний паренек был принят учеником токаря в цех № 13. Природная смекалка, трудолюбие, помощь взрослых, опытных токарей помогли ему освоить сложную профессию. Его старание, исполнительность вскоре были замечены и ему стали поручать изготовление более сложных деталей. Так он стал работать на станке, где изготовлялись детали для ремонтных нужд цеха. Одновременно находил время осваивать пооперационный цикл обработки заготовок для цеха мин. Вот как отзывается о Евгении Назарове начальник смены Д. П. Елисеев:

«Работая на хозяйственном станке, он мог заменить любого токаря, отсутствующего по той или иной причине, он всегда был на подхвате». Данная оценка говорит не только о мастерстве, но и большой ответствен­ности подростка за качество своей работы.

Подростки не только умели работать, но они еще находили в себе силы организовывать досуг. В 1943 на заводе была организована футбольная команда. Не было бутс, но ребята нашли выход: переделали рабочие ботинки, дополнительно их укрепили. Белые майки покрасили хиной (порошок от малярии). В основной состав команды входили ребята из нашего цеха: П. Лебедев, В. Гаевский, В. Кисин, Е. Назаров, В. Хоменко, Д. Кононов.

В воротах стоял пожилой мужчина с Украины, до войны он играл в команде мастеров. Время военное, трудное, но что удивительно, каждая игра собирала столько народу, что некуда, как говорится, было упасть и яблоку.   Играли интересно,   с азартом.

По достоинству оценен труд Е. Назарова. Он награжден медалями «За трудовое отличие» и «За трудовую доблесть в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.». После войны окончил Алатырский техникум железнодорожного транспорта. Долгие годы работал начальником отдела снабжения завода.Вот что рассказывает о военном времени А. М. Крупанов: «Я учился в школе, мне шел тринадцатый год. Было холодно и голодно. Хлеб давали по карточкам, 300 граммов в день. Тогда же решил: брошу школу, пойду работать на завод, доучусь после войны. Так и сделал. Непросто
было найти работу. Однако мне удалось-таки оформиться учеником слесаря на вагоноремонтный завод. Направили в цех № 13. Первым учителем был Михаил Бударин, лет на пять старше меня. Первая
рабочая смена началась с экзамена. В руках у наставника напильник, насаженный на деревянную ручку. «Что за штука, знаешь?»- спросил Бударин у меня. Я, подумав, сказал: «Рашпиль». Мой учитель,
растягивая слова, с легкой иронией произнес: «Сам ты рашпиль!» Он заставлял запоминать не только названия инструментов, но и показывал, где и как они применяются. Нелегко давалась учеба, домой
приходил еле волоча ноги. Хотелось быстрее лечь и расслабиться. Но я постепенно втягивался в трудовой ритм, ближе становились заботы коллектива смены, даже не заметил, как сложились хорошие,
дружеские отношения с такими же, как я, пацанами. Душой подростков был Миша Бударин. Природа одарила его талантом весельчака, заводилы. Он знал столько прибауток, частушек, пословиц и поговорок, что казался нам ходячей энциклопедией.

 Его шутки, остроты взбадривали людей, на лицах появлялась улыбка, теплей становилось на душе. Недолго пробыл он у нас. Подошел срок его призыва в армию. Жаль нам было расставаться с таким человеком».

После окончания войны Александр Максимович окончил училище механизации, получил профессию шофера и до ухода на инвалидность по болезни работал в коллективе автотранспортного предприятия.

Есть что рассказать о работе в тылу и Дмитрию Порфирьевичу Елисееву. Более трех лет в годы войны проработал он начальником смены тринадцатого цеха. Цех специализировался на выпус­ке 120 мм мин. В смене работало около 200 человек, в основном женщины и дети. Кадровых специалистов
не хватало - ушли на фронт. Приходилось по ходу работы обучать токарному мастерству детей. Производственная нагрузка с каждым месяцем увеличива­лась. Большие трудности испытывали с твердосплав­ным режущим инструментом. Заготовки были сталь­ные, получали их из Новосибирска. Их обработка была очень трудоемкой. Перед коллективом завода стояла непростая задача: найти выход из трудного положения, дать фронту больше боеприпасов. На помощь пришли заводские умельцы, предложив изготовление заготовок из чугуна у себя на заводе. Если раньше на внедрение этого
предложения ушел бы не один месяц, то теперь через несколько дней были отлиты первые заготовки. Правда, первый блин вышел комом: они оказались тверже стальных.   Совместными усилиями инженерно-технических работников и специалистов-литейщиков эта проблема была решена, перешли на кокельное литье. Коллектив смены резко увеличил выпуск продукции. При плане 1800 штук ежедневно из ворот завода отправлялся вагон боеприпасов.

План давался ценой большого напряжения физических и духовных сил каждого работающего, все понимали назначение выпускаемой им продукции.

В моей смене работал щупленький паренек Валя Фирсов. Он жил с матерью, она работала уборщицей, отец находился на фронте. Валентин был настоящим трудягой. Он стоял на расточке боеголовок. На маленьком токарном станке «удмурт» его легкие, ловкие пальцы с какой-то автоматической синхронностью последовательно производили все пять операций: торцовку, расточку гнезда для ключа, проточку и нарезку резьбы. Приемщики ОТК удивлялись точности размеров и качеству сдаваемых головок. Валя ежедневно выполнял два-три сменных задания. За перевыполнение плана ему выдавался дополнительный талон на питание, по которому в заводской столовой можно было получить 100 граммов хлеба и тарелку супа.

Не всем, однако, одинаково легко давалась рабочая профессия. Один быстрее схватывал азы токарного дела, второй - медленнее. Были ребята, которые, испортив заготовку, старались подсунуть брак соседу или запрятать его в укромное место. Это возмущало остальных. Узнал об этом Елисеев. Собрал он всех вместе. Разговор шел начистоту. Объяснил, что нет ничего страшного, если кто-то сделает брак, и у бывалых токарей подобное случается. «Наказывать за это,- сказал Елисеев ,- не буду. Сделали брак, кладите заготовки , отправим на переплавку в литейный цех». После этого разговора не было случая, чтобы кто-то из ребят попытался «сплавить» брак на сторону. Что удивительно, несмотря на возраст, небольшой опыт работы, они труди­лись очень усердно. Наверное, все-таки чувство ответственности заставляло    их   быть   собранными, дисциплинированными.

Трудно было женщинам и подросткам работать впроголодь, без выходных и отпусков.

Память хранит такие эпизоды, которые не укладываются в сознании. Однажды в дневную смену прямо у станка на пол без сознания упала женщина. Подбежал к ней Елисеев, вынес с товарищами по работе на улицу, на свежий воздух.- Положили ее на траву. А тут она открывает глаза и смотрит, как бы спрашивая: «Где я? Что со мной?» Потом, придя в себя, села, лицо белое-белое, ни кровинки на нем. Посоветовали ей обратиться за помощью в медпункт, дескать, сегодня можешь и не работать. А она встала, привела себя в порядок, и, ни слова не сказав, пошла к своему станку. Она была эвакуирована из Дарницы, жила с дочкой, муж на фронте, давно не получала от него писем. Физически и  морально  она  ослабела,   вот  и  не выдержала...

Как-то утром идет Елисеев по цеху, видит: как-то вяло один подросток у станка работает. Подходит: в чем дело? Поднимает подросток голову, лицо хмурое. Нехотя говорит: «Мама с работы пришла поздно и завтрак не сготовила». Паренек пришел на работу голодный. У Елисеева в кармане был завернутый в газету бутерброд: тоненький кусок хлеба с картофельной котлеткой. Развернул, дал ему нехитрый завтрак.   Тут  же  у станка мальчик и съел его.

Легче стало дышать в конце 1943 года, когда в сводках Информбюро все чаще и чаще стали упоминать об освобождении нашими войсками целых областей, крупных городов. Женщинам, имеющим детей, стали давать отдых в воскресные дни. С 1944 года подростки получили право пользоваться отпусками. На лицах людей стало больше улыбок, чаще были слышны песни. Открылось «второе дыхание», вера в скорую победу.

Воспоминания, воспоминания...   После прорыва блокады Ленинграда на завод приехал на должность приемщика вагонов И. Троицкий. Высокий, в очках, Иван Никитич был не просто худым, а до крайности истощенным, особенно выделялись заостренный нос и ввалив­шиеся глаза. Люди знали, что в блокадном Ленинграде он похоронил жену и двух детей, сам чудом остался жив. На собрании смены все единодушно решили: выделить ему три дополнительных талона на питание. Хотя каждый знал, что кто-то лишится дополнительного питания. Война настолько обострила в людях чувство сострадания, что чужая беда, боль воспринималась как собственная.

В 1944 году из Канаша стали выезжать специалисты и семьи, эвакуированные из Дарницы. Одним из первых уехал начальник цеха Ткаченко, за ним Саенко и другие. Им предстояла большая и трудная работа по восстановлению разрушенного войной вагоноремонтного завода. Помогли им и канашцы. Десятки наименований инструментов, оснастки изготовлялись во внеурочное время для Дарницы.

Все для фронта! Все для победы! Этим жило и работало население тыла. Даже в самое суровое время жизнь продолжалась. Не чурались подростки и культурного досуга. Многолюдно всегда было в клубах железнодорожников и вагоноремонтного завода. Директор клуба железнодорожников Ю. Корб (эвакуированный вместе с сестрой из Ленинграда) сумел создать широкий актив из молодежи. Работали кружки: хоровой, вокального исполнения, танцевальный, сценический. Пользовался успехом спектакль «Вас вызывает Таймыр». Проводились танцевальные вечера. Самодеятельные коллективы вагоноремонтного завода, профессиональных училищ с их разнообразной программой и исполнительским мастерством принимались зрителями с большой душевной теплотой. После тяжелой, изнурительной работы это были минуты отдыха, внутренней разрядки.

Не по возрасту тяжелая и страшная ответственность легла на плечи детей войны, и они ее выдержали.